ЛАЯМА.
Доброго времени суток, вам мои читатели!
Продолжаю свое повествование о летней вылазке к подножию горы Гудчихи. Сегодня на очереди показ ЛАЯМы. Я не ругаюсь, это аббревиатура такая. ЛАЯМА - лаборатория атомно-ядерных методов анализа. Лаборатории самой уже давно нет, так что бородатых физиков-ядерщиков в белых халатах я вам не покажу. В конце поста будет ссылочка на страничку где вы сможете увидеть коллектив лаборатории на своих рабочих местах.
Итак, повернувшись спиной к коксохиму я и мой спутник
dimka589 двинулись на следующую точку маршрута...

01. Как обычнотигр состоит здешние окружающие пейзажи состоят из камней, опор ЛЭП и неба. Правда тут еще ромашки влезли, но это атипичный случай.

В 1964 году из Красноярска в Норильск приехала группа специалистов, предводительствуемая Виталием Коваленко, человеком не меньшей пробивной эффективности и организаторской силы, чем метод активационного анализа, который он пропагандировал. Вместе с ним приехали инженер–радиохимик Олег Тихомиров, инженер–электронщик Игорь Дубков, инженер–дозиметрист Борис Спицын, ставшие основой будущего коллектива.
02. Еще немножко и мы на территории. Слева уходит в небо склон Гудчихи.

Применяемые в то время в подавляющем большинстве химические методы исследования элементарного состава природного сырья и продуктов его технологической переработки не обеспечивали быстрого и качественного анализа, от результатов которого зависел выбор технологии переработки сырья и извлечения металлов, как не обеспечивали необходимой чувствительности метода — важного условия обнаружения и устранения каналов потерь металлов, особенно редких и драгоценных. Предлагаемый Коваленко и его товарищами метод, заключавшийся в исследовании проб в радиационном, нейтронном потоке, стал основой множества успешно применяемых впоследствии на комбинате методик.
03. Вот мы и подошли к воротам, они гостеприимно распахнуты. В окружающем пейзаже, как всегда - ни одного деревца.

Директор НГМК Владимир Иванович Долгих поддержал прогрессивные начинания. И в середине 1965 года был подписан приказ о начале строительства лаборатории активационного анализа на основе проекта Государственного союзного проектного института (ГСПИ) с ядерным реактором РГ–1. Он был разработан научно–исследовательским конструкторским институтом энерготехники (НИКИЭТ) — знаменитой “восьмеркой” (все советские, да и не советские тоже, реакторы “родом” оттуда)
04. Ну что же я вру, есть деревья, есть...!!!

Выбор площадки под строительство реактора пал на три места: район Зуб–горы, район Валька и подножие горы Барьерной — на котором в конце концов и остановились. Неизвестно, что заставило отказаться от Зуб–горы, но Юрий Дмитриевич Лапин, в ту пору главный инженер комбината, по поводу строительства на Вальке как будто сказал:
– Как можно?! Там лес, куропатки прилетают, люди ходят отдыхать!
Если это легенда и слов таких не произносилось, то все равно это красивая легенда, поучительная...
05. Первое, что ярким голубым цветом бросается в глаза это стальные колпаки наблюдательных скважин.

Вели строительство в силу его специфичности и новизны “Никельстрой” и “Союзный монтажный трест”, в “привязке” проекта участвовала норильская проектная контора, нынешний “Норильскпроект”, во главе с ее начальником Владимиром Гилельсом. Одновременно специалисты будущей лаборатории приступили к разработке первых методик нейтронно–активационного анализа (разработчики Н. Стороженко, В. Варик, В. Боганов и другие); из Москвы приехал один из разработчиков реактора, он же первый главный инженер лаборатории Андрей Михайлович Беневоленский
06. Ну и ка всегда пара кадров с окружающими пейзажами. Стотыщпитцотразпоказанный в моем журлике Никелевый завод.

Несмотря на небольшую мощность реактора — 5 киловатт (мощность электроплиты на вашей кухне), строительство осуществлялось с соблюдением всех требований к объектам подобного рода: железобетонный мощный “колодец” был поставлен непосредственно на скалу; просчитаны и предусмотрены все “страшные” сценарии времен холодной войны; выполнение многих работ, невзирая на то что комбинат трудно было удивить даже в те времена новизной техники и передовых технологий, действительно было уникальным. Как уникально и беспрецедентно было использование реактора в ПРОМЫШЛЕННЫХ целях: будучи серийным, РГ–1 (реактор геологический) в то время работал лишь в Ленинградском и Севастопольском военно–морских училищах, НАШ был третьим...
07. Чернота шлакоотвала никелевого завода и полосатые торчки труб ТЭЦ-1.

Кто–то уже сказал о том (или еще скажет), что 50–60–е “доталнахские” годы комбината были “золотым веком” обогатителей и аналитиков: слишком дорога (и не только в финансовом выражении) была в те годы тонна руды “Медвежки” и “Заполярного”. Нельзя сказать, что их вклад и “ценности” приуменьшились, но талнахская уникальность рудных богатств многим головы вскружила. Да, вскружила...
08. Под ногами в некоторых количествах валяются всякие остатки приборов и приборных панелей.

На рубеже “рудных эпох” внедрение ядерно–физических, физико–химических методов анализа стало не то что большим, принципиально новым, шагом в развитии аналитической базы НГМК. Лаборатория в то время называлась ЛАМА и, вышедшие на свою первую майскую демонстрацию ядерщики (белые халаты, скромный транспарант с фотографиями и надписью соответствующей), вспоминает Александр Петров, у народа праздничного и поддавшего малость вызвали восторг: “О, ресторан на демонстрацию пошел!”
08.Настроечная шкала, которая осталась на своем штатном месте.

Вскоре лабораторию переименовали, и она стала ЛАЯМА, лаборатория атомно–ядерных методов... Жаль, такая славная ассоциация пропала, не с рестораном, разумеется...
09. Всё, что ранее представляло из себя здание лаборатории теперь находится в отвале в виде груды кирпичей.

Уже через год, в 1971–м, были освоены методики и производство анализов на палладий, иридий, осмий, рутений, золото, серебро; появилась и первая статистика — 1800 элементорезультатов
10. Единственное уцелевшее строение. То-ли будка охраны, то-ли мини-склад т.к. внутри этой будки были всякие стеллажи.

А ко второй годовщине реактора, к апрелю 1972 года, мощность его была доведена до 100 кВт, а количество элементоопределений до 8400. Именно в ту пору у реактора к его стандартному обозначению прибавилась буква “М” –”модернизированный”.
11. Рулончик самописцевой бумаги.

12. На месте лаборатории всё ровненько забетонировано. Промышленный натюрморт из тележки, ровной бетонной площадки и заводских труб.

13. За забором, окружающем территорию в живописный клубок свернуты металлоконструкции.

14. А вот интересный артефакт. Я предполагаю, что это элемент свинцовой защиты реактора, ну может быть и не реактора, но то, что это элемент защиты сомнений нет.

Что же представлял собой оставшийся для норильчан безвестным, покрытый налетом таинственности северный реактор? Попробую рассказать...
15. Окинем взглядом локацию слева направо.

Диаметром в полтора метра баке (так и называется), выполненном из алюминия, на глубине трех метров в чистейшей воде (потому и “мокрый” реактор, а бывают и “сухие”) размещается кассетоприемник с 72 гнездами. Кассета, она же тепловыделяющая сборка (ТВС), заряжается семью строго (важнейшее условие для работы реактора) по отношению друг к другу расположенными тепловыделяющими элементами, ТВЭЛами, заполненными двуокисью урана–238, содержащим в свою очередь 10% урана–235
16.

В зависимости от требуемой мощности и поставленных задач в реакторе размещается необходимое количество кассет с ТВЭЛами, а в каналы опускаются образцы проб, которые и “жарят” в потоках нейтронов. Потоки эти регулируются... Вот и всё. В общих чертах. Не правда ли просто? Правда и то, что для этого “просто” нужно получить для начала образование и приобрести опыт работы.
Конечно, когда в “солидные” реакторы загружаются сотни, тысячи килограммов урана–235, наш, норильский, где за всю его историю больше 4 килограммов не использовалось, мог бы показаться “игрушечным”. Мог бы... Но “игрушечных” реакторов не бывает... и требования по безопасности эксплуатации и экологии выполнялись с первого до последнего дня жесточайшим образом: в частности, было оборудовано хранилище (железобетон плюс “нержавейка”) спецстоков для физико–химических анализов, образующийся в реакторе ксенон выводился через 30–метровую трубу в безопасных для города объемах, регламент работ расписывался до мелочей... Что еще? Реактор в целях безопасности сотрудников закрывался почти полуметровой, чугунной, семитонной крышкой, а чтоб нейтроны трудились добросовестно и не разбегались неведомо куда, “забором” служили графитовые отражатели и вытеснители.
Процесс “жарения” проб происходил в зависимости от задач анализа от нескольких часов до нескольких смен
17.

18. Пейзажами полюбовались? Снова глядим, что у нас под ногами.Электронные платы и кучки трансформаторного железа.

К началу строительства в 1983 году нового лабораторного корпуса, трехэтажного и просторного, ЛАЯМА перевооружилась новой техникой: нейтронным генератором, разработанным отечественным НИИ радиотехники, персональной ЭВМ — наивно звучит сегодня, да? — “Ютек”, анализаторами “Косинус”, для повышения оперативности выдачи анализов, которых к тому времени производилось без малого 140 тысяч, запущена в работу пневмотранспортная установка “Тундра”
К 15–й годовщине (1985 год) коллектив лаборатории не только доказал свою значимость и востребованность, но и установил НЕСКОЛЬКО РЕКОРДОВ, которые, разумеется, не зафиксированы ни в каких книгах Гиннесса, но вот в главной книге — летописи комбината, пожалуй...
20. Эти буровые коронки вряд-ли имели отношение к науке. Возможно ими бурили наблюдательные скважины.

Реактор, рассчитанный на пятилетнюю эксплуатацию, добросовестно отработал пятнадцать! И это при проектной мощности в 5 кВт, увеличенной норильскими ядерщиками в 20 раз.
Полномасштабная ревизия реактора совпала с чернобыльской катастрофой; проведенные обследования по запасам реактивности, производственной аналитической способности, эффективности поглощающих стержней и многим другим параметрам продемонстрировали абсолютную их надежность и безупречность. Любимый город мог спать спокойно!..
21.

22. Будка какая-то. На входе, кто-то заботливо положил автомобильный дифференциал. Чтобы входящий запнулся об него.

23. Не могу пройти мимо ржавой железяки, не сфотографировав её.

24. "Сердце" счетчика ионизирующего излучения. Трубка Гейгера-Мюллера.

25.

26. Ох и тяжеленная эта железяка, что-там внутри перемещалось да полсекунды.

27. Очередная плата на фоне одинокой ромашки.

28. Еще один элемент защиты, тяжеленный кусок свинца.

Дмитрий Кротов, с 1994-го по 1998 год бывший главным инженером ЛАЯМА, рассказывает, что на смену ставшему громоздким, дорогостоящим, требующим массы условностей реактору, пришли компактные и высокопроизводительные аналоги радиометрических методов исследований минералов и технологических материалов.
– Единственная неприятность, — шутит Дмитрий Владимирович, — которой могут грозить современные приборы, если при случайном падении ушибут любимый мозоль. Больно будет! Знаете, — продолжает он уже серьезно, — нужно просто вовремя перевернуть страницу: реактор в свое время был прогрессивным инструментом в аналитической работе, честь ему и хвала за это, сегодня на смену пришли другие приборы.
Так–то оно так, но, согласитесь, уж очень красива, романтична, ярка оказалась эта страница. Страничка, может быть, и не страничка даже, так, строка в биографии комбината, осветившая ее энтузиазмом, мечтами, исканиями людей профессии, которая была и которая, наверное, уже никогда не повторится — атомщиков. Но — “надо вовремя перевернуть страницу”...
29. Пора заканчивать экскурсию, я направляюсь на место, где когда-то в сороковых-пятидесятых годах располагался один из самых крупных лагерей Норильлага - лагерь Барьерный.

Источник красиво и ладно написанных букв статья в Заполярной правде Хранила память эту быль...
Обещанная в начале поста страничка , обязательно загляните туда, вы увидите тех, кто там работал и творил историю.
массивный пол из дуба
Продолжаю свое повествование о летней вылазке к подножию горы Гудчихи. Сегодня на очереди показ ЛАЯМы. Я не ругаюсь, это аббревиатура такая. ЛАЯМА - лаборатория атомно-ядерных методов анализа. Лаборатории самой уже давно нет, так что бородатых физиков-ядерщиков в белых халатах я вам не покажу. В конце поста будет ссылочка на страничку где вы сможете увидеть коллектив лаборатории на своих рабочих местах.
Итак, повернувшись спиной к коксохиму я и мой спутник
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)

01. Как обычно

В 1964 году из Красноярска в Норильск приехала группа специалистов, предводительствуемая Виталием Коваленко, человеком не меньшей пробивной эффективности и организаторской силы, чем метод активационного анализа, который он пропагандировал. Вместе с ним приехали инженер–радиохимик Олег Тихомиров, инженер–электронщик Игорь Дубков, инженер–дозиметрист Борис Спицын, ставшие основой будущего коллектива.
02. Еще немножко и мы на территории. Слева уходит в небо склон Гудчихи.

Применяемые в то время в подавляющем большинстве химические методы исследования элементарного состава природного сырья и продуктов его технологической переработки не обеспечивали быстрого и качественного анализа, от результатов которого зависел выбор технологии переработки сырья и извлечения металлов, как не обеспечивали необходимой чувствительности метода — важного условия обнаружения и устранения каналов потерь металлов, особенно редких и драгоценных. Предлагаемый Коваленко и его товарищами метод, заключавшийся в исследовании проб в радиационном, нейтронном потоке, стал основой множества успешно применяемых впоследствии на комбинате методик.
03. Вот мы и подошли к воротам, они гостеприимно распахнуты. В окружающем пейзаже, как всегда - ни одного деревца.

Директор НГМК Владимир Иванович Долгих поддержал прогрессивные начинания. И в середине 1965 года был подписан приказ о начале строительства лаборатории активационного анализа на основе проекта Государственного союзного проектного института (ГСПИ) с ядерным реактором РГ–1. Он был разработан научно–исследовательским конструкторским институтом энерготехники (НИКИЭТ) — знаменитой “восьмеркой” (все советские, да и не советские тоже, реакторы “родом” оттуда)
04. Ну что же я вру, есть деревья, есть...!!!

Выбор площадки под строительство реактора пал на три места: район Зуб–горы, район Валька и подножие горы Барьерной — на котором в конце концов и остановились. Неизвестно, что заставило отказаться от Зуб–горы, но Юрий Дмитриевич Лапин, в ту пору главный инженер комбината, по поводу строительства на Вальке как будто сказал:
– Как можно?! Там лес, куропатки прилетают, люди ходят отдыхать!
Если это легенда и слов таких не произносилось, то все равно это красивая легенда, поучительная...
05. Первое, что ярким голубым цветом бросается в глаза это стальные колпаки наблюдательных скважин.

Вели строительство в силу его специфичности и новизны “Никельстрой” и “Союзный монтажный трест”, в “привязке” проекта участвовала норильская проектная контора, нынешний “Норильскпроект”, во главе с ее начальником Владимиром Гилельсом. Одновременно специалисты будущей лаборатории приступили к разработке первых методик нейтронно–активационного анализа (разработчики Н. Стороженко, В. Варик, В. Боганов и другие); из Москвы приехал один из разработчиков реактора, он же первый главный инженер лаборатории Андрей Михайлович Беневоленский
06. Ну и ка всегда пара кадров с окружающими пейзажами. Стотыщпитцотразпоказанный в моем журлике Никелевый завод.

Несмотря на небольшую мощность реактора — 5 киловатт (мощность электроплиты на вашей кухне), строительство осуществлялось с соблюдением всех требований к объектам подобного рода: железобетонный мощный “колодец” был поставлен непосредственно на скалу; просчитаны и предусмотрены все “страшные” сценарии времен холодной войны; выполнение многих работ, невзирая на то что комбинат трудно было удивить даже в те времена новизной техники и передовых технологий, действительно было уникальным. Как уникально и беспрецедентно было использование реактора в ПРОМЫШЛЕННЫХ целях: будучи серийным, РГ–1 (реактор геологический) в то время работал лишь в Ленинградском и Севастопольском военно–морских училищах, НАШ был третьим...
07. Чернота шлакоотвала никелевого завода и полосатые торчки труб ТЭЦ-1.

Кто–то уже сказал о том (или еще скажет), что 50–60–е “доталнахские” годы комбината были “золотым веком” обогатителей и аналитиков: слишком дорога (и не только в финансовом выражении) была в те годы тонна руды “Медвежки” и “Заполярного”. Нельзя сказать, что их вклад и “ценности” приуменьшились, но талнахская уникальность рудных богатств многим головы вскружила. Да, вскружила...
08. Под ногами в некоторых количествах валяются всякие остатки приборов и приборных панелей.

На рубеже “рудных эпох” внедрение ядерно–физических, физико–химических методов анализа стало не то что большим, принципиально новым, шагом в развитии аналитической базы НГМК. Лаборатория в то время называлась ЛАМА и, вышедшие на свою первую майскую демонстрацию ядерщики (белые халаты, скромный транспарант с фотографиями и надписью соответствующей), вспоминает Александр Петров, у народа праздничного и поддавшего малость вызвали восторг: “О, ресторан на демонстрацию пошел!”
08.Настроечная шкала, которая осталась на своем штатном месте.

Вскоре лабораторию переименовали, и она стала ЛАЯМА, лаборатория атомно–ядерных методов... Жаль, такая славная ассоциация пропала, не с рестораном, разумеется...
09. Всё, что ранее представляло из себя здание лаборатории теперь находится в отвале в виде груды кирпичей.

Уже через год, в 1971–м, были освоены методики и производство анализов на палладий, иридий, осмий, рутений, золото, серебро; появилась и первая статистика — 1800 элементорезультатов
10. Единственное уцелевшее строение. То-ли будка охраны, то-ли мини-склад т.к. внутри этой будки были всякие стеллажи.

А ко второй годовщине реактора, к апрелю 1972 года, мощность его была доведена до 100 кВт, а количество элементоопределений до 8400. Именно в ту пору у реактора к его стандартному обозначению прибавилась буква “М” –”модернизированный”.
11. Рулончик самописцевой бумаги.

12. На месте лаборатории всё ровненько забетонировано. Промышленный натюрморт из тележки, ровной бетонной площадки и заводских труб.

13. За забором, окружающем территорию в живописный клубок свернуты металлоконструкции.

14. А вот интересный артефакт. Я предполагаю, что это элемент свинцовой защиты реактора, ну может быть и не реактора, но то, что это элемент защиты сомнений нет.

Что же представлял собой оставшийся для норильчан безвестным, покрытый налетом таинственности северный реактор? Попробую рассказать...
15. Окинем взглядом локацию слева направо.

Диаметром в полтора метра баке (так и называется), выполненном из алюминия, на глубине трех метров в чистейшей воде (потому и “мокрый” реактор, а бывают и “сухие”) размещается кассетоприемник с 72 гнездами. Кассета, она же тепловыделяющая сборка (ТВС), заряжается семью строго (важнейшее условие для работы реактора) по отношению друг к другу расположенными тепловыделяющими элементами, ТВЭЛами, заполненными двуокисью урана–238, содержащим в свою очередь 10% урана–235
16.

В зависимости от требуемой мощности и поставленных задач в реакторе размещается необходимое количество кассет с ТВЭЛами, а в каналы опускаются образцы проб, которые и “жарят” в потоках нейтронов. Потоки эти регулируются... Вот и всё. В общих чертах. Не правда ли просто? Правда и то, что для этого “просто” нужно получить для начала образование и приобрести опыт работы.
Конечно, когда в “солидные” реакторы загружаются сотни, тысячи килограммов урана–235, наш, норильский, где за всю его историю больше 4 килограммов не использовалось, мог бы показаться “игрушечным”. Мог бы... Но “игрушечных” реакторов не бывает... и требования по безопасности эксплуатации и экологии выполнялись с первого до последнего дня жесточайшим образом: в частности, было оборудовано хранилище (железобетон плюс “нержавейка”) спецстоков для физико–химических анализов, образующийся в реакторе ксенон выводился через 30–метровую трубу в безопасных для города объемах, регламент работ расписывался до мелочей... Что еще? Реактор в целях безопасности сотрудников закрывался почти полуметровой, чугунной, семитонной крышкой, а чтоб нейтроны трудились добросовестно и не разбегались неведомо куда, “забором” служили графитовые отражатели и вытеснители.
Процесс “жарения” проб происходил в зависимости от задач анализа от нескольких часов до нескольких смен
17.

18. Пейзажами полюбовались? Снова глядим, что у нас под ногами.Электронные платы и кучки трансформаторного железа.

К началу строительства в 1983 году нового лабораторного корпуса, трехэтажного и просторного, ЛАЯМА перевооружилась новой техникой: нейтронным генератором, разработанным отечественным НИИ радиотехники, персональной ЭВМ — наивно звучит сегодня, да? — “Ютек”, анализаторами “Косинус”, для повышения оперативности выдачи анализов, которых к тому времени производилось без малого 140 тысяч, запущена в работу пневмотранспортная установка “Тундра”
К 15–й годовщине (1985 год) коллектив лаборатории не только доказал свою значимость и востребованность, но и установил НЕСКОЛЬКО РЕКОРДОВ, которые, разумеется, не зафиксированы ни в каких книгах Гиннесса, но вот в главной книге — летописи комбината, пожалуй...
20. Эти буровые коронки вряд-ли имели отношение к науке. Возможно ими бурили наблюдательные скважины.

Реактор, рассчитанный на пятилетнюю эксплуатацию, добросовестно отработал пятнадцать! И это при проектной мощности в 5 кВт, увеличенной норильскими ядерщиками в 20 раз.
Полномасштабная ревизия реактора совпала с чернобыльской катастрофой; проведенные обследования по запасам реактивности, производственной аналитической способности, эффективности поглощающих стержней и многим другим параметрам продемонстрировали абсолютную их надежность и безупречность. Любимый город мог спать спокойно!..
21.

22. Будка какая-то. На входе, кто-то заботливо положил автомобильный дифференциал. Чтобы входящий запнулся об него.

23. Не могу пройти мимо ржавой железяки, не сфотографировав её.

24. "Сердце" счетчика ионизирующего излучения. Трубка Гейгера-Мюллера.

25.

26. Ох и тяжеленная эта железяка, что-там внутри перемещалось да полсекунды.

27. Очередная плата на фоне одинокой ромашки.

28. Еще один элемент защиты, тяжеленный кусок свинца.

Дмитрий Кротов, с 1994-го по 1998 год бывший главным инженером ЛАЯМА, рассказывает, что на смену ставшему громоздким, дорогостоящим, требующим массы условностей реактору, пришли компактные и высокопроизводительные аналоги радиометрических методов исследований минералов и технологических материалов.
– Единственная неприятность, — шутит Дмитрий Владимирович, — которой могут грозить современные приборы, если при случайном падении ушибут любимый мозоль. Больно будет! Знаете, — продолжает он уже серьезно, — нужно просто вовремя перевернуть страницу: реактор в свое время был прогрессивным инструментом в аналитической работе, честь ему и хвала за это, сегодня на смену пришли другие приборы.
Так–то оно так, но, согласитесь, уж очень красива, романтична, ярка оказалась эта страница. Страничка, может быть, и не страничка даже, так, строка в биографии комбината, осветившая ее энтузиазмом, мечтами, исканиями людей профессии, которая была и которая, наверное, уже никогда не повторится — атомщиков. Но — “надо вовремя перевернуть страницу”...
29. Пора заканчивать экскурсию, я направляюсь на место, где когда-то в сороковых-пятидесятых годах располагался один из самых крупных лагерей Норильлага - лагерь Барьерный.

Источник красиво и ладно написанных букв статья в Заполярной правде Хранила память эту быль...
Обещанная в начале поста страничка , обязательно загляните туда, вы увидите тех, кто там работал и творил историю.
массивный пол из дуба
no subject
no subject
no subject
И ромашки нарядные :) Как видел их - всегда хотелось рядом завалиться, и лежать часами! :)
no subject
no subject
no subject
Я не знал :)
no subject
no subject
А по городу не ползли слухи, что на это ЛАЯМАе постоянно вытекает радиация, что все сотрудники светятся по ночам и раз в год у них там что-то ядерно взрывается? )))
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Нет, о таких слухах я не знаю. Многие знали, что в городе есть ядерный реактор и все знали , что это наш Советский (именно с большой буквы) реактор, что всё надежно аж дальше некуда. И всё под неусыпным контролем высококлассных специалистов. В те времена люди не болели ядерным психозом.
no subject
no subject
Да, и вот еще что: печальная новость. Одна из задержанных дур, устроивших бесчинства в Храме Христа Спасителя, Надежда Толоконникова, по кличке толокно, та самая, которая проводила акцию в Тимирязевском музее - ебусь за медвежонка (будучи беременной на девятом месяце!) оказалась урожденной норильчанкой. Слушайте, я все понимаю, экология там, спирт питьевой, пьяное зачатие.... но такая феерическая дура, и землячка.....
no subject
А то, что эта жаждущая пиара любой ценой дама из Норильска, да и фиг с ней. Сам знаешь, что феерических долбоебов в любом месте - штук по двести. А с местной экологией и окружающим техноп....цом вообще стоит только радоваться, что процент таких див всё же не большой.
no subject
no subject
Умели же строить для дела, а не для денег, вот запас прочности был. )
Могу еще подбросить, что нашел о ЛАЯМА. Как это выглядело раньше.
_http://www.teplofaq.ru/viewtopic.php?t=429
no subject
no subject
"В 1964 году из Красноярска в Норильск приехала группа специалистов, предводительствуемая Виталием Коваленко, человеком не меньшей пробивной эффективности и организаторской силы, чем метод активационного анализа, который он пропагандировал." А фото на форуме из моего архива.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
И есть ли где литература о ЛАЯМА, чтобы хоть что-нибудь знать о том, где отец долгое время работал
no subject
no subject